Чёрный Ворон — птица смерти,
Вестник смерти, но живой.
Часто, глухо бьётся сердце
В час, когда он предо мной.

Он великий, мудрый, гордый
Не даёт надежде быть…
Словно камень — быстрый, твёрдый -
Не способен сам убить.
Только весть с собой приносит,
Что уж близок мой конец.

Смерть меня возьмёт, не спросит -
В чёрном платье под венец.
… А тебе он дал спасенье
И поможет отомстить:
Незаконное теченье
Навсегда остановить…

Чёрный Ворон, странник вечный!
Ты бесценное отнял…
Будем помнить бесконечно
Мы того, кто в смерть играл…

---

ВСТРЕЧА

Вечерний дым над городом возник,
Куда-то вдаль покорно шли вагоны,
Вдруг промелькнул, прозрачней анемоны,
В одном из окон полудетский лик.

На веках тень. Подобием короны
Лежали кудри… Я сдержала крик:
Мне стало ясно в этот краткий миг,
Что пробуждают мёртвых наших стоны.

С той девушкой у тёмного окна
— Виденьем рая в сутолке вокзальной —
Не раз встречалась я в долинах сна.

Но почему была она печальной?
Чего искал прозрачный силуэт?
Быть может ей — и в небе счастья нет?..




В ЗАЛЕ


Над миром вечерних видений
Мы, дети, сегодня цари.
Спускаются длинные тени,
Горят за окном фонари,
Темнеет высокая зала,
Уходят в себя зеркала...
Не медлим! Минута настала!
Уж кто-то идет из угла.
Нас двое над темной роялью
Склонилось, и крадется жуть.
Укутаны маминой шалью,
Бледнеем, не смеем вздохнуть.
Посмотрим, что ныне творится
Под пологом вражеской тьмы?
Темнее, чем прежде, их лица, -
Опять победители мы!
Мы цепи таинственной звенья,
Нам духом в борьбе не упасть,
Последнее близко сраженье,
И темных окончится власть.
Мы старших за то презираем,
Что скучны и просты их дни...
Мы знаем, мы многое знаем
Того, что не знают они!




ДОРТУАР ВЕСНОЙ

Анне Ланиной



О весенние сны в дортуаре,
О блужданье в раздумье средь спящих.
Звук шагов, как нарочно, скрипящих,
И тоска, и мечты о пожаре.

Неспокойны уснувшие лица,
Газ заботливо кем-то убавлен,
Воздух прян и как будто отравлен,
Дортуар — как большая теплица.

Тихи вздохи. На призрачном свете
Все бледны. От тоски ль ожиданья,
Оттого ль, что солгали гаданья,
Но тревожны уснувшие дети.

Косы длинны, а руки так тонки!
Бред внезапный: «От вражеских пушек
Войско турок...» Недвижны иконки,
Что склонились над снегом подушек.

Кто-то плачет во сне, не упрямо...
Так слабы эти детские всхлипы!
Снятся девочке старые липы
И умершая, бледная мама.

Расцветает в душе небылица.
Кто там бродит? Неспящая поздно?
Иль цветок, воскресающий грозно,
Что сгубила весною теплица?



НАШИ ЦАРСТВА

Владенья наши царственно-богаты,
Их красоты не рассказать стиху:
В них ручейки, деревья, поле, скаты
И вишни прошлогодние во мху.

Мы обе — феи, добрые соседки,
Владенья наши делит темный лес.
Лежим в траве и смотрим, как сквозь ветки
Белеет облачко в выси небес.

Мы обе — феи, но большие (странно!)
Двух диких девочек лишь видят в нас.
Что ясно нам — для них совсем туманно:
Как и на всё — на фею нужен глаз!

Нам хорошо. Пока еще в постели
Все старшие, и воздух летний свеж,
Бежим к себе. Деревья нам качели,
Беги, танцуй, сражайся, палки режь!..

Но день прошел, и снова феи — дети,
Которых ждут и шаг которых тих...
Ах, этот мир и счастье быть на свете
Ещё невзрослый передаст ли стих?



СВЯЗЬ ЧЕРЕЗ СНЫ

Всё лишь на миг, что людьми создается,
Блекнет восторг новизны,
Но неизменной, как грусть, остается
Связь через сны.

Успокоенье... Забыть бы... Уснуть бы...
Сладость опущенных век...
Сны открывают грядущего судьбы,
Вяжут навек.

Всё мне, что бы ни думал украдкой,
Ясно, как чистый кристалл.
Нас неразрывной и вечной загадкой
Сон сочетал.

Я не молю: «О, Господь, уничтожи
Муку грядущего дня!»
Нет, я молю: «О пошли ему, Боже,
Сон про меня!»

Пусть я при встрече с тобою бледнею, —
Как эти встречи грустны!
Тайна одна. Мы бессильны пред нею:
Связь через сны.


ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО

Л.А.Т.


О будь печальна, будь прекрасна,
Храни в душе осенний сад!
Пусть будет светел твой закат,
Ты над зарей была не властна.

Такой как ты нельзя обидеть:
Суровый звук — порвется нить!
Не нам судить, не нам винить...
Нельзя за тайну ненавидеть.
В стране несбывшихся гаданий
Живешь одна, от всех вдали.
За счастье жалкое земли
Ты не отдашь своих страданий.

Ведь нашей жизни вся отрада
К бокалу прошлого прильнуть.
Не знаем мы, где верный путь,
И не судить, а плакать надо.



ВОКЗАЛЬНЫЙ СИЛУЭТ

Не знаю вас и не хочу
Терять, узнав, иллюзий звездных.
С таким лицом и в худших безднах
Бывают преданны лучу.

У всех, отмеченных судьбой,
Такие замкнутые лица.
Вы непрочтенная страница
И, нет, не станете рабой!

С таким лицом рабой? О, нет!
И здесь ошибки нет случайной.
Я знаю: многим будут тайной
Ваш взгляд и тонкий силуэт,

Волос тяжелое кольцо
Из-под наброшенного шарфа
(Вам шла б гитара или арфа)
И ваше бледное лицо.

Я вас не знаю. Может быть
И вы как все любезно-средни...
Пусть так! Пусть это будут бредни!
Ведь только бредней можно жить!

Быть может, день недалеко,
Я всё пойму, что неприглядно...
Но ошибаться — так отрадно!
Но ошибиться — так легко!

Слегка за шарф держась рукой,
Там, где свистки гудят с тревогой,
Стояли вы загадкой строгой.
Я буду помнить вас — такой.

Севастополь. Пасха, 1909



tsvetaeva.narod.ru/WIN/verse/vecheral.html

---

Ваш музыкальный стиль от nataly_lenskaya у Кота на Лазурном берегу

Надо же, с первого раза на Depeche Mode наткнулась! Фанатизм не пропьешь...

---

Я поднялся по широкой лестнице и толкнул входную дверь. Она открылась.
На ней были следы взлома. В полутемном холле шаги прозвучали резко и
отчужденно. Я крикнул - в ответ раздалось только ломкое эхо. Дом был пуст.
Унесено было все, что можно унести. Остался лишь интерьер восемнадцатого
века: стены, отделанные деревянными панелями, благородные пропорции окон,
потолки и грациозные лесенки. Мы медленно переходили из комнаты в комнату.
Никто не отвечал на наши призывы. Я попробовал найти выключатели. Их не
было. Замок не имел электрического освещения. Он остался таким, как его
построили. Маленькая столовая была белая и золотая, спальня -
светло-зеленая с золотом. Никакой мебели, владельцы вывезли ее во время
бегства.
В мансарде, наконец, мы нашли сундук. В нем были маски, дешевые пестрые
костюмы, оставшиеся после какого-то праздника, несколько пачек свечей.
Самой лучшей находкой, однако, нам показалась койка с матрацем. Мы
продолжали шарить дальше и нашли в кухне немного хлеба, пару коробок
сардин, связку чесноку, стакан с остатками меда, а в подвале - несколько
фунтов картофеля, бутылки две вина, поленницу дров. Поистине, это была
страна фей!
Почти везде в доме были камины. Мы завесили несколькими костюмами окна
в комнате, которая, по-видимому, служила спальней. Я вышел и обнаружил
возле дома огородные грядки и фруктовый сад.
На деревьях еще висели груши и яблоки. Я собрал их и принес с собой.
Когда стемнело настолько, что нельзя было заметить дыма, я развел в
камине огонь, и мы занялись едой. Все казалось призрачным и заколдованным.
Отсветы огня плясали на чудесных лепных украшениях, а наши тени дрожали на
стенах, подобно духам из какого-то другого, счастливого мира.
Стало темно, и Элен сняла свое платье, чтобы подсушить у огня. Она
достала и надела вечерний наряд из Парижа.
Я открыл бутылку вина. Стаканов у нас не было, и мы пили прямо из
горлышка. Позже Элен еще раз переоделась. Она натянула на себя домино и
полумаску, извлеченные из сундука, и побежала так через темные переходы
замка, смеясь и крича, то сверху, то снизу. Ее голос раздавался отовсюду,
я больше не видел ее, я только слышал ее шаги. Потом она вдруг возникла
позади из темноты, и я почувствовал ее дыхание у себя на затылке.
- Я думал, что потерял тебя, - сказал я и обнял ее.
- Ты никогда не потеряешь меня, - прошептала она из-под узкой маски, -
и знаешь ли почему? Потому что ты никогда не хочешь удержать меня, как
крестьянин свою мотыгу. Для человека света это слишком скучно.
- Уж я-то во всяком случае не человек света, - сказал я ошарашенный.
Мы стояли на повороте лестницы. Из спальни сквозь притворенную дверь
падала полоса света от камина, выхватывая из мрака бронзовый орнамент
перил, плечи Елены и ее рот.
- Ты не знаешь, кто ты, - прошептала она и посмотрела на меня сквозь
разрезы маски блестящими глазами, которые, как у змеи, не выражали ничего,
но лишь блестела неподвижно.
- Если бы ты только знал, как безотрадны все эти донжуаны! Как
поношенные платья. А ты - ты мое сердце.
Может быть, виною тому были костюмы, что мы так беспечно произносили
слова. Как и она, я тоже переоделся в домино - немного против своей воли.
Но моя одежда тоже была мокрая после дождливого дня и сохла у камина.
Необычные платья в призрачном окружении минувшей жеманной эпохи
преобразили нас и делали возможными в наших устах иные, обычно неведомые
слова. Верность и неверность потеряли вдруг свою тяжесть и
односторонность; одно могло стать другим, существовало не просто то или
другое - возникли тысячи оттенков и переходов, а слова утратили прежнее
значение.
- Мы мертвые, - шептала Элен. - Оба. Ты мертвый с мертвым паспортом, а
я сегодня умерла в больнице. Посмотри на наши платья! Мы, словно
золотистые, пестрые летучие мыши, кружимся в отошедшем столетии. Его
называли веком великолепия, и он таким и был с его менуэтами, с его
грацией и небом в завитушках рококо. Правда, в конце его выросла гильотина
- как она всегда вырастает после праздника - в сером рассвете, сверкающая
и неумолимая. Где нас встретит наша, любимый?
- Оставь, Элен, - сказал я.
- Ее не будет нигде, - прошептала она. Зачем мертвым гильотина? Она
больше не может рассечь нас. Нельзя рассечь свет и тень. Но разве не
хотели разорвать наши руки - снова и снова? Сжимай же меня крепче в этом
колдовском очаровании, в этой золотистой тьме, и, может быть, что-нибудь
останется из этого, - то, что озарит потом горький час расставания и
смерти.
- Не говори так, Элен, - сказал я. Мне было жутко.
- Вспоминай меня всегда такой, как сейчас, - шептала она, не слушая, -
кто знает, что еще станет с нами...
- Мы уедем в Америку, и война когда-нибудь окончится, - сказал я.
- Я не жалуюсь, - говорила она, приблизив ко мне свое лицо. - Разве
можно жаловаться? Ну что было бы из нас? Скучная, посредственная пара,
которая вела бы в Оснабрюке скучное, посредственное существование с
посредственными чувствами и ежегодными поездками во время отпуска...
Я засмеялся:
- Можно взглянуть на это и так.
Она была очень оживленной в этот вечер и превратила его в праздник. Со
свечой в руках, в золотых туфельках, - которые она купила в Париже и
сохранила, несмотря ни на что, - она побежала в погреб и принесла еще
бутылку вина. Я стоял на лестнице и смотрел сверху, как она поднимается
сквозь мрак, обратив ко мне освещенное лицо, окруженное тьмой. Я был
счастлив, если называть счастьем зеркало, в котором отражается любимое
лицо - чистое и прекрасное.
Огонь медленно угас. Она уснула, укрытая пестрыми костюмами. То была
странная ночь. Позже я услышал гудение самолетов, от которого тихо
дребезжали зеркала в рамах рококо.

@темы: prose

---

« Дружба объединяет людей куда сильнее, чем любовь » — Марлен Дитрих

---

Oscar Wilde

Мы все расточаем свои дни в поисках смысла жизни. Знайте же, этот смысл — в Искусстве.

---

Наоборот

Эту книгу о денди-парфюмере конца века одни называют «кораном декаданса», другие — «священной книгой денди». Оскар Уайльд писал об этом романе: «Меня пленила поэзия книг с ее диковинными запахами и красками. Гюисманс — великий пророк, предсказавший наступление века искусственности, когда природа истощит свои силы и на помощь ей придет воображение художника.

---

Кто в себе не носит хаоса, тот не породит звезды. Ф. Ницше

---

Обсуждение

Что общего между Шарлем Бодлером, Эдгаром По и Оскаром Уальдом?
otvet.mail.ru/comments/answer/342794837/

---

Charles Baudelaire

Spiritual Dawn


When debauchees are roused by the white, rosy dawn,
Escorted by the Ideal which gnaws at their hearts
Through the action of a mysterious, vengeful law,
In the somnolent brute an Angel awakens.


The inaccessible blue of Spiritual Heavens,
For the man thrown to earth who suffers and still dreams,
Opens and yawns with the lure of the abyss.
Thus, dear Goddess, Being, lucid and pure,


Over the smoking ruins of stupid orgies,
Your memory, clearer, more rosy, more charming,
Hovers incessantly before my widened eyes.


The sunlight has darkened the flame of the candles;
Thus, ever triumphant, resplendent soul!
Your phantom is like the immortal sun!

---

Calm Gothic

Вальс Декаданса

Ядом осенним пропитана улица.
Сумерки пеплом ложатся на Вас.
Видите, как пламенеет и кружится
Вальс декаданса, агонии вальс?

Вихревый штопор вонзается в облако,
Горьким дождем переполнен бокал.
Слышите? Стонет мучительно колокол,
Наших страстей разжигая накал!

Дайте мне руку – и в танец неистовый:
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз!..

Может, сударыня, и суеверен я.
Брошен на землю истлевший венок.
Но не сейчас ли из мрака безвременья
Нам улыбнулся трагический Блок?

Дайте мне руку – и в танец неистовый:
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз!..

В Ваших зрачках догорает столетие.
И беспощадна листвы круговерть.
Осенью глупо мечтать о бессмертии.
Осень сама - лихорадка и смерть.

Дайте мне руку – и в танец неистовый:
Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три, раз!..
Сколько он жизней до нас перелистывал,
Этот жестокий и чувственный вальс?

---

14.11.2011 в 23:41

Пишет  Dandelion Blow:

Roses and Rue

I remember we used to meet

By by the garden seat,

And you warbled each pretty word

With the air of a bird;

And your voice had a quaver in it,

Just like a linnet,

And shook the last full note,

As the thrushe throat.

And your eyes, they were green and grey

Like an April day,

But lit into amethyst

When I stooped and kissed;

And your hair, -well, I never could tie it,

For it ran all riot,,

Like a tangled sunbeam of gold,

Great fold on fold!

You were always afraid of a shower,

(Just like a flower: )

I remember you started and ran

When the rain began.

I remember I never could catch you,

For no one could match you,

You had wonderful, luminous, fleet,

Little wings to your feet.

Yet you someway would give me prize,

With laugh in your eyes,

The rose from your breast, or the bliss

Of a single swift kiss

On your neck with it's marble hue,

And it's vein of blue, —

How these passionate memories bite

In my heart, as I write!

I remember so well the room,

And the lilac bloom,

That beat at the dripping pane

In the warm June rain.

And the colour of your gown,

It was amber-brown,

And two little satin bows

From your shoulders rose,

And the handkerchief of French lace,

Which you held to your face, —

Had a tear-drop left a stain?

Or was it the rain?

"You have only wasted your life,"

(Ah! there was the knife,)

Those were the words you said,

As you turned your head

I had wasted my boyhood, true,

But it was for you,

You had poets enough on the shelf,

I gave you myself!

IV.

Well, if my heart must break,

Dear love, for your sake,

It will break in music, I know;

Poets' hearts break so.

But strange that I was not told,

That the brain can hold

In a tiny ivory cell

God's Heaven and Hell.

Oscar Wilde

---

30.04.2010 в 13:47

Пишет  Shredinger~Cat:

Monologue of Dorian Gray
Внезапно написалось вчера ночью.

Я не из тех, кого боятся.
Я не из тех, к кому бегут.
Я из числа аристократов,
Кого из зависти не ждут.

Мои слова - уже неправда.
В моих манерах только фарс.
На мне картинно отразился
Весь многоликий декаданс.

В моей улыбке нету фальши.
Хотя я, без сомненья, лгу.
Я есть конец. Начало света.
Я от пороков не бегу.

Я не великий, Боже правый!
Кто вам внушил такую ложь?
Я очень слабый. Это точно.
В моей руке не дрогнул нож.

Я мог быть праведником честным
С душой романтика-юнца.
Но лучше быть немного богом
С лицом красавца-подлеца.

Во мне слились огонь и холод.
Я бесконечность и итог.
Я все равно за вами слева,
Какой бы ни был эпилог...

29.04.10

---

"Ветер"
Я жить не могу настоящим,
Я люблю беспокойные сны,
Под солнечным блеском палящим
И под влажным мерцаньем луны.

Я жить не хочу настоящим,
Я внимаю намекам струны,
Цветам и деревьям шумящим
И легендам приморской волны.

Желаньем томясь несказанным,
Я в неясном грядущем живу,
Вздыхаю в рассвете туманном
И с вечернею тучкой плыву.

И часто в восторге нежданном
Поцелуем тревожу листву.
Я в бегстве живу неустанном,
В ненасытной тревоге живу.

---

Константин БАЛЬМОНТ

* * *

Ты мне была сестрой, то нежною, то страстной,
И я Тебя любил, и я Тебя люблю.
Ты призрак дорогой... бледнеющий... неясный...
И, в этот лунный час я о Тебе скорблю!

Мне хочется, чтоб ночь, раскинувшая крылья,
Воздушной тишиной соединила нас.
Мне хочется, чтоб я, исполненный бессилья,
В Твои глаза струил огонь влюбленных глаз.

Мне хочется, чтоб Ты, вся бледная от муки,
Под лаской замерла, и целовал бы я
Твоё лицо, глаза и маленькие руки,
И Ты шепнула б мне: "Смотри, я вся - твоя!"

---

Когда луна сверкнет во мгле ночной
Своим серпом, блистательным и нежным,
Моя душа стремится в мир иной,
Пленяясь всем далеким, всем безбрежным.
К лесам, к горам, к вершинам белоснежным
Я мчусь в мечтах; как будто дух больной,
Я бодрствую над миром безмятежным,
И сладко плачу, и дышу - луной.
Впиваю это бледное сиянье,
Как эльф, качаюсь в сетке из лучей,
Я слушаю, как говорит молчанье.
Людей родных мне далеко страданье,
Чужда мне вся земля с борьбой своей,
Я - облачко, я - ветерка дыханье.

---

Константин Бальмонт-Надгробные цветы
Среди могил неясный шепот,
Неясный шепот ветерка.
Печальный вздох, тоскливый ропот,
Тоскливый ропот ивняка.
Среди могил блуждают тени
Усопших дедов и отцов,
И на церковные ступени
Восходят тени мертвецов.
И в дверь церковную стучатся,
Они стучатся до зари,
Пока вдали не загорятся
На бледном небе янтари.
Тогда, поняв, что жизнь минутна,
Что безуспешна их борьба,
Рыдая горестно и смутно,
Они идут в свои гроба.
Вот почему наутро блещут
Цветы над темною плитой:
В них слезы горькие трепещут
О жизни - жизни прожитой.

---

ОСКАР УАЙЛЬД

REQUIESCAT*

Ступай легко: ведь обитает
Она под снегом там.
Шепчи нежней: она внимает
Лесным цветам.

Заржавела коса златая,
Потускла, ах!
Она – прекрасная, младая –
Теперь лишь прах!

Белее лилии блистала,
Росла, любя,
И женщиной едва сознала
Сама себя.

Доска тяжелая и камень
Легли на грудь.
Мне мучит сердце жгучий пламень, –
Ей – отдохнуть.

Мир, мир! Не долетит до слуха
Живой сонет.
Зарытому с ней в землю глухо
Мне жизни нет.

---

Я кошка. В глаза смотрю, не мигая,
И дергаю ухом — живая..
Лишь кошка. Тихо вздыхаю
И нервно узоры хвостом черчу.
Я кошка. Устало молчу,
Зеваю, мурлыкаю, знаю.
Я кошка. Давай поиграем?
Всегда приземляюсь на лапы
Бессмертна. Давай прыгнем с крыши?
Боишься?А, может быть, выше?
Упасть и разбиться тебе по плечу?
Я вновь промолчу..
Я кошка. Закончились жизни.
Восьмая.. Сегодня играю девятой..
Девятая — снова на лапы.
Бессмертие в пасть асфальту швыряю,
Ты слышишь? Упала! Живая? Прощай.
Исчезаю...

sorry-i-dead.narod.ru/emily-cats-stihi.html

---

Taedium Vitae

To stab my youth with desperate knives, to wear
This paltry age's gaudy livery,
To let each base hand filch my treasury,
To mesh my soul within a woman's hair,
And be mere Fortune's lackeyed groom, - I swear
I love it not! these things are less to me
Than the thin foam that frets upon the sea,
Less than the thistledown of summer air
Which hath no seed: better to stand aloof
Far from these slanderous fools who mock my life
Knowing me not, better the lowliest roof
Fit for the meanest hind to sojourn in,
Than to go back to that hoarse cave of strife
Where my white soul first kissed the mouth of sin.

Терзать кинжалом юность, одевать
Пустого века жалкую ливрею,
Позволить свой тайник украсть плебею,
И душу чтоб связала девы прядь,
Конюшим у слепой Фортуны стать –
Я не хочу! Мне это всё нужнее
Не более, чем пена на волне и
Чертополоха пух семян. Стоять

Всё ж лучше в стороне от тех глупцов,
Что жизнь мою оклеветали вслух,
Меня не зная; лучше низкий кров
Убогих смердов, чем возврат в пещеру
Борьбы и споров, где мой чистый дух
Впервые грех в уста лобзал без меры.